Когда высший узнает о Дао,
Он старательно исполняет его.
Когда средний узнает о Дао,
Он то соблюдает, то теряет его,
Когда низший слышит о Дао,
Он смеется над ним.
Если бы он над ним не смеялся,
Оно не заслуживало бы имени Дао.
Дао-дэ цзин.
Вся история даосизма может быть разделена на два этапа: период зарождения и формирования (до II в.н.э.) и период развития уже сформировавшегося направления.
Предпосылки возникновения даосизма, несомненно, связаны с верованиями шаманистского типа. Однако, поскольку, как мы говорили, трудно восстановить этот генезис достаточно достоверно, остается только предполагать, что на становление даосизма повлияли шаманские верования царства Чу (бассейн реки Янцзы) и магические представления северо-восточных царств V – III вв. до н.э. Попытки теоретического осмысления этих взглядов, скорее всего, и привели к возникновению философии Дао – Пути, и присущей ему благой силы – дэ.
Еще больше вопросов возникает, когда речь заходит об основоположниках даосизма. Традиционно считается, что его основателем является мудрец Лао-цзы. Полагают, что Лао-цзы родился в конце VII в. до н. э. и был старшим современником Конфуция. В ряде древнекитайских источников есть свидетельства о том, будто Конфуций встречался с Лао-цзы, почтительно беседовал с ним, был восхищен его мудростью и знаниями, сравнивал его с драконом и т. п. Однако все эти описания встреч построены и поданы таким образом, что очень напоминают намеренные позднейшие рассказы, и потому не заслуживают большого доверия, хотя и не могут быть пока полностью отвергнуты.
Как гласит традиционная легенда, под конец жизни Лао-цзы отправился на запад. Встретив по пути начальника одной из пограничных застав, философ по просьбе последнего изложил свои основные взгляды в небольшой книге. Эта книга и была трактатом «Дао-дэ цзин». Проблема авторства трактата и его датировки породила ожесточенные споры ученых. Дело в том, что время составления трактата явно не соответствует традиционной датировке жизни Лао-цзы: и по языку, и по стилю, и по содержанию трактат относится примерно к IV – III вв. до н. э. Эта точка зрения, высказывавшаяся многими авторами, в последнее время была обоснована и поддержана крупнейшими авторитетами синологии (науки, изучающей китайскую культуру). Ныне ее можно считать общепризнанной, хотя это и не решает проблемы окончательно. Несмотря на отдельные слабо аргументированные попытки отождествить автора трактата с кем-либо из даосских философов, вопрос об авторе остается пока открытым. Как осторожно высказался один из исследователей, единственное, что можно утверждать с определенностью, это то, что предполагаемый автор книги обладал «характером меланхолического мистика».
Но как бы то ни было, на протяжении тысячелетий с идеями даосизма, высказанными в «Дао-дэ цзин» и сыгравшими столь значительную роль в истории китайской мысли, связывают именно фигуру Лао-цзы. Лао-цзы обычно считают вторым после Конфуция философом Китая. Его идеями увлекались многие выдающиеся умы человечества, в том числе Лев Толстой. И прославила имя Лао-цзы как раз его небольшая книга «Дао-дэ цзин», по праву называемая квинтэссенцией даосизма. Именно в этом трактате в сжатой и лаконичной форме изложено все то, что составляет суть философского даосизма и со временем стало фундаментом даосизма религиозного.
Уже из названия видно, что основным предметом трактата является Дао. Как можно определить, что это такое? Согласно Дао-дэ цзин – никак, ибо «сильный звук нельзя услышать; великий образ не имеет формы. Дао скрыто [от нас] и не имеет имени. Но только оно способно помочь [всем существам] и привести их к совершенству». Вместе с тем, «не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное Дао».
Итак, с одной стороны, Дао нельзя дать ни имени, ни названия, его ни с чем нельзя сравнить. Само безымянное, оно дает названия и имена всем. Само бесформенное, оно является причиной всех форм. Дао вне времени и вне пространства. Это бесконечность и абсолют. Но, с другой, полагают, что Дао следует лишь собственной естественности, Природе. При этом важнейшее отличие Дао от обычного представления о Боге в том, что Господь создает мир актом творения (вей), тогда как Дао создает его “не-деянием” (у-вей), что приблизительно соответствует слову “вырастание”. Сотворенные вещи – это отдельные части, собранные воедино как механизм. Напротив, в мире природы все развивается по принципу роста. Поэтому в даосской философии вопрос, как был сотворен мир, представляется более чем странным. Если бы мир был создан, то его можно было бы объяснить постепенно, по частям, точно так, как инженер может последовательно рассказать принцип сборки какого-либо механизма. Но мир, который растет, исключает возможность узнать с помощью языка абстракций, как он растет. Поэтому нелепо спрашивать, знает ли Дао, как оно создает мир. Ведь Дао действует не по плану, а спонтанно. Лао-цзы говорит: «Принцип Дао — спонтанность (цзы-жань)».
Однако спонтанность ни в коей мере не означает беспорядочный слепой порыв, чистый каприз. Дело в том, что ум, привыкший к аналитическому членению действительности, не в состоянии постичь разум, который действует не по плану, не в соответствии с ходом последовательных, одна за другой возникающих мыслей. И все же конкретное доказательство возможности такого «разума» всегда перед нами – это наше собственное тело, организованное без участия мысли. И Дао “не знает”, как оно создает мир, точно так же, как здоровый человек не осознает, например, дыхания.
Вот как высказался об этом Чжуан-цзы,один из известных даосских философов: «Все происходит вокруг нас, но никто не знает, каким образом. Все является перед нами, но никто не видит источника. Все вместе и каждый в отдельности, люди ценят ту часть знания, которая уже известна. Они не умеют пользоваться неизвестным, чтобы с его помощью достичь знания. Разве это не заблуждение?»
Отсюда два основных принципа даосизма – это принцип не-деяния (у-вей) и спонтанности/естественности (цзы-жань). Эти положения ведут к весьма интересным и значительным следствиям, которые тесно связаны с их адекватным пониманием. Зададимся вопросом: что в действительности означает принцип не-деяния? Исключительно пассивную созерцательность? Полное бездействие? Вовсе нет. Да, с одной стороны даосский мудрец, воплощая этот принцип, руководствуется правилом шунь у – правилом «следования вещам». Но, с другой, он может, используя свое знание природы вещей, образно говоря плыть по течению в нужном направлении – именно такое движение, которое наиболее естественно, определяется как не-деяние. Подумав, можно понять, почему: ведь подобное действие словно сливается с деятельностью самого Дао, становится гармоничной частью мироздания, а «небесное Дао не борется, но успешно побеждает».
Что же требуется для того, чтобы достигнуть этого воистину божественного состояния? Не столь уж и много – всего лишь доверие своему естественному уму, самому себе, такому, какого создала Природа (Дао). Культура, воспитание, традиции всегда ослабляют естественное сознание, насильственно принуждают его «мыслить» в определенных рамках, склоняют к условности восприятия. Другими словами, мы видим, слышим, понимаем то, что приучены видеть, слышать, понимать. Именно в этом смысле Чжуан-цзы говорит о «хватании умом»: «Совершенный человек пользуется своим умом словно зеркалом: он ничего не хватает и ничего не отвергает. Воспринимает, но не удерживает». Задача здесь, конечно, не в том, чтобы довести свой ум до полного безмыслия, а в том, чтобы, пользуясь им без усилий, дать проявиться врожденным спонтанным силам ума. Эта сторона учения даосизма чрезвычайно важна, поскольку она несомненно повлияла на психотехники китайского буддизма, который оформился в Китае в виде двух основных школ – Школы Пустоты и Чань-буддизма, и к которому мы обратимся ниже.
Еще одной важнейшей категорией даосизма является понятие дэ. Неслучайно основное произведение этого направления называется Дао-дэ цзин – книга о Дао и дэ. Часто «дэ» переводят как «добродетель», «благодать», и это достаточно верный перевод, особенно когда речь идет о единичных вещах или о процессах не слишком большого (в сравнении со Вселенной) масштаба. В этом случае отдельные дэ могут вступать в противоречие между собой: так, дэ (благодать) некоторого человека, который неправедно присвоил казенное имущество, явно противоречит общественному дэ, всеобщему процветанию. И в этом смысле понятие «дэ» также широко используется в такой социально-философской концепции как конфуцианство.
Однако «дэ» можно понимать и гораздо шире, как способ проявления Дао. Тогда дэ – это такой образ устроения мира, при котором каждая вещь гармонично связана с целым. В этом случае более адекватным переводом является термин «закономерность». Поэтому этическая часть учения даосизма неразрывно связана с его метафизической и космогонической частями. Следовать Дао – значит, следовать его дэ, в силу чего принципы у-вей и цзы-жань становятся не только этическими принципами, но и метафизическими.
В целом, этические постулаты даосизма, основанные на принципе естественности, некоторыми исследователями (особенно в начале ХХ века) оценивались как безнравственные, эгоистические, и даже как антиобщественные. На первый взгляд, эти суждения похожи на истину. И в Дао-дэ цзин как будто есть прямые указания на это: «Лишь стоит пренебречь великим Дао, приходят с человечностью и справедливостью» (18); «Оставь мудрость; отбрось знание – это окупится стократ. Оставь «гуманность»; отбрось «справедливость» – и обретешь любовь к ближнему. Оставь искусность, отбрось выгоду, и не станет ни воров, ни разбойников. Останься незатронутым…» (Гуманность (жень) и справедливость (ли) являются важными категориями конфуцинаства.) (19).
В том же духе рассуждает и Чжуан-цзы: следует наслаждаться жизнью, не беспокоясь о несовершенстве бытия. В одной из своих наиболее известных притч Чжуан-цзы написал о том, как ему приснилось, что он – бабочка, весело порхающая и наслаждающаяся жизнью. Проснувшись, он стал размышлять: ему ли снилось, что он – бабочка, или это сейчас бабочке снится, что она – Чжуан-цзы. «А ведь бабочка и я – разные вещи, – заключает Чжуан-цзы.– Это и есть превращение вещей». Эта притча о бабочке – один из центральных моментов философии Чжуан-цзы. Смысл притчи в том, что все в мире относительно, подчас даже иллюзорно. Стоит ли обременять себя какими-то заботами, социальными обязательствами: «Как знать, не раскаивается ли мертвый в том, что цеплялся за жизнь?».
Асоциальность даосизма видна и из конкретных поступков его концептуальных вождей. Когда Чжуан-цзы был предложен важный пост, он отказался от него, сравнив чиновника с тем откормленным бычком, которого предназначают для жертвоприношения и который в обмен на хорошее питание и уход лишается свободы, права распоряжаться собой и даже жизни. Чжуан-цзы советовал своим последователям не поддаваться на такую приманку, оставаться свободными – пусть даже бедными.
Казалось бы, отсюда вытекает единственный вывод: наслаждайся жизнью, пока живешь! Однако сам Чжуан-цзы не следовал такому призыву. Он жил скромно, плохо питался, бедно одевался, всячески избегал славы и богатства. Дело в том, что в действительности этические нормы даосизма нельзя назвать аморальными в полном смысле этого слова. «Безнравственность» даосизма – всего лишь оборотная сторона его отрицания практической рассудочности как главного продукта «окультуренного» сознания. Рассудок делит мир на черное и белое, плохое и хорошее, субъект и объект. Однако изначально высшая мудрость понималась как возможность интуитивного тождества субъекта и объекта – и это положение, как и говорилось в самом начале, было характерно для древневосточной философии в целом. Таким образом, острие своей критики даосизм направлял не на нравственность вообще, а на те ее формы, которые рождались в сфере рассудка.
Главный парадокс, который Лао-цзы обнаруживает в такого рода нравственности, заключается в том, что, когда человек узнает, что такое добро, он также узнает, что такое зло – и последнее, следовательно, приобретает определенное бытие, существование: «Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются…». Нетрудно заметить, как тесно в этом отрывке из Дао-дэ цзин переплетаются тема специфики человеческого познания, онтологическая и этическая проблематика.
Поэтому, наверное, главный вывод, который можно сделать из учения даосизма, заключается в следующем: худшее, на что способен человек – это «различение», то есть деление той целостности, которую являет собой Дао. Именно «различение», обособляя члены бинарных оппозиций (добро – зло, знание – невежество и т.п.), придает каждому такому элементу как бы самостоятельное существование. В идеале все процессы в мире должны протекать как вечное движение-переход, что в конечном итоге тождественно незыблемой устойчивости и покою. Однако благодаря рассудочному способу отношения к миру возникает динамика, напоминающая колебание маятника, когда один обособленный полюс сменяется другим, тоже от него обособленным, так что, гоняясь за жизнью, находят смерть.
Заключая сказанное, нужно отметить, что иногда мистические откровения даосизма возводят к индо-буддийскому влиянию, практически отрицая уникальную специфику этого направления. Действительно, параллелей можно провести достаточно, но остается спорным вопросом, являются ли они результатом религиозных заимствований – или же представляют собой выражение социокультурных черт, общих всему древнему Востоку. Безусловно, впрочем, что китайская культурная почва породила в данном случае неповторимое явление – так же, как и своеобразие религиозно-философского направления, которое появилось в иной культуре, но с III в. н.э. начинает постепенно распространяться на севере.
